Только никому не говори - Страница 13


К оглавлению

13

- Да ведь звонила она все-таки отцу.

- А почему он так спешно вылетел, не дождавшись каких-то определённых известий?

- Очевидно, почувствовал что-то серьёзное. Просто панике он бы не поддался.

Анюта рассчитывала, что Павел Матвеевич сумеет приехать один. Но он не сумел. Он сказал жене, что у них несчастный случай в клинике, с его пациентом, нужна срочная операция. Вообще это в его духе, он был настоящий врач. Однако она не поверила.

- Откуда вы все это знаете?

- Павел Матвеевич говорил, когда мы ездили заказывать гроб. Любовь Андреевна была проницательна и слишком любила своих близких. И близкие отплатили ей за любовь полной мерой. Вот вам неразумный критерий.

- Вы полагаете, она жила и умерла бессмысленно?

- Так получается.

- Не верю. Ладно, она поехала с мужем…

- Да, она настояла. Он боялся её брать, боялся оставить. Уже в самолёте пытался подготовить: сестры вроде поссорились, Маруся вроде сбежала в Москву… А тут участковый сразу с трупом… Она, понимаете, не была к этому готова.

- А кто-нибудь был к этому готов?

- Вы меня не ловите-не поймаете. Они вернулись с опознания, Анюта их ждала, места себе не находила. Но когда она подбежала к ним, Любовь Андреевна вдруг крикнула: «Как ты могла!» — и потеряла сознание.

Любопытно! Уже с начала нашего разговора я чувствовал, как Борис упорно стремится нацелить моё внимание на художника и Анюту. Против Дмитрия Алексеевича он, видно, фактов не имел, ограничиваясь намёками: «свободный любвеобильный эстет, поклонник красоты… свободен в течение суток…» Против Анюты — имел. И факты любопытные: слишком нервный сон и последние слова матери. Восстановить справедливость он старался или хотел отвлечь моё внимание от себя?

- «Как ты могла»? Мне об этом никто не говорил.

- Мало ли что вам ещё не говорили!

- Как вы её слова объясните?

- Это очевидно. Она знала, что сестры поссорились, и обвинила старшую.

- Но на самом деле они не ссорились, так ведь?

- Мне неизвестно, что в ту ночь произошло.

- Борис Николаевич, об этих обстоятельствах… ну, о сне Анюты и о словах её матери вы говорили следователю?

- Воздержался. Мы втроём с женой и Другом дома выступали единым фронтом.

- Почему же сейчас сказали мне?

- Догадайтесь.

- Попробую. Ведь вы не случайно проболтались?

- Нет.

- Вы считаете свою бывшую жену причастной к исчезновению Маруси?

- Не догадались.

- Ладно, на досуге подумаю. А о чем ещё вы говорили с Павлом Матвеевичем, когда ездили заказывать гроб?

- Ему было не до разговоров.

- Какие-нибудь странности вы в нем заметили?

- Наверное, горе всегда производит странное впечатление. Но каких-то патологических отклонений я не заметил.

- Что вы сказали Павлу Матвеевичу, когда уходили с поминок?

- Что у меня болит голова, и я уезжаю к себе.

- И все?

- И все.

- Что он вам ответил?

- Что-то вроде того, что они без меня обойдутся. Он обиделся.

- Обиделся? С чего бы это? Ведь он всего лишь потерял жену и дочь, а вы в подходящий момент всего лишь бросили его.

- Давайте без фраз. У меня болела голова, а с ними оставался самый близкий друг.

- Поражает вот что. В свете «смертельных» событий ваш уход выглядит малозначительным эпизодом. Однако именно этот эпизод вывел Павла Матвеевича из нормального состояния, может быть, привёл к безумию. Так что же вы сказали ему?

- Я вам все сказал.

- Ну что ж… А тогда в прихожей что-то необычное, болезненное в нем чувствовалось?

- Нет.

- Вы развелись с женой из-за другой женщины?

- А это уж мои собственные радости, позвольте мне их самому расхлёбывать.

- Вы и следователю так ответили? А может, и это скрыли?

- Мы развелись, когда следствие, наверное, уже закончилось. Во всяком случае, никто по этому поводу меня не вызывал.

- Но следователь расспрашивал о ваших отношениях с женой?

- Интересовался.

- И вы, так сказать, ввели в заблуждение?

- Не люблю вмешивать посторонних, тем более официальных лиц в мои дела, которые абсолютно не имеют отношения к исчезновению Маруси.

- А мне так показалось, что в некоторых пунктах вы весьма откровенны. Но не во всех. Скажите, как вы относились к Марусе? Или это тоже запретная тема?

- К Марусе? — он помолчал. — Обыкновенно… нормально.

- Это не ответ.

- Ну подумайте: что между нами могло быть общего?

- Я подумаю. И все же: какой вы её помните? Вы её помните?

- Помню. Эта девочка играла с огнём.

- То есть?

- Просто ощущение — блеска и риска. Вот и доигралась.

- Она ведь, в сущности, была ребёнком.

- Не скажите. Ребёнком она не была. И вообще не стоит никого идеализировать, даже умерших. Либо их забыть, если можно, либо помнить живыми, а не покрывать патокой.

- Ваши воспоминания живые?

- Да.

- Вы сказали о ней слишком много и слишком мало. Точнее, вы намекнули на многое. Объяснитесь.

- Я же говорю: просто ощущение. Фактами не располагаю.

- Вы ходили на её спектакли?

- Повторяю, то же впечатление: блеск… риск.

- Как вы думаете, она любила Петю?

- Петю? — он усмехнулся. — Ах, Петю! Не знаю.

- А из-за чего они поссорились на речке, знаете?

- Я об этой ссоре только от следователя узнал. Я на речку не ходил.

- Почему?

- У меня болела голова.

- Слабая у вас голова. Мигрени мучают?

Математик встал.

- Ладно, бывайте! А я пошёл делом заниматься.

- Думаю, мы с вами встретимся — и скоро.

_ — В зале суда? — Здесь.

— Ну нет, поиграли — и будет. Больше вы меня сюда не заманите.

13